Умные ответы на "дурные" вопросы.

15 ответов протоиерея Андрея Ткачева

09 Дек. 2012

Публицист Валерий Панюшкин задал 15 вопросов православным в своей новой колонке в журнале «Сноб». Отвечает публицисту протоиерей Андрей Ткачев.

1. Вы правда думаете, что мы — единая Церковь? Если вы — прихожанин церкви Косьмы и Дамиана, пойдете ли вы исповедоваться к игумену Сергию Рыбко? И наоборот, пойдете ли вы из храма Сошествия Святого Духа в храм Косьмы и Дамиана?

Единству Церкви угрожают гораздо более серьезные вещи, нежели не хождение прихожан одного прихода на исповедь к настоятелю другого. Таким примером разговор о единстве Церкви девальвируется до уровня личных взаимоотношений, которые никогда и нигде не были идеальными. Либо мы ставим вопрос о единстве Церкви с достаточной степенью широты и глубины, либо не трогаем его до времени, «чтоб нашей речью недостойной не осквернился скорбный дух». Что ж, первый вопрос угрожает продолжением начатой тенденции на смысловое понижение. Такие вопросы, честно говоря, стоит задавать в журнале «Жлоб», а не «Сноб». Однако, пойдем дальше.

2. Вы правда думаете, что церковь открыта для всех? Да? А храм Христа Спасителя на Пасху?

Не надо путать Церковь и храм (дом молитвы, культовое здание). Церковь действительно открыта для всех, а некоторые храмы (например, на территории ведомственных учреждений или храмы домовые) могут быть посещаемы не всеми. Литургия же, ради которой посещается храм, одинакова в Храме Христа Спасителя и в любом приходе или монастыре. Тенденция подтвердилась. Идем дальше.

3. Почему мы такие мрачные? Почему мы никогда не шутим? Не про Бога, а про себя хотя бы? Можно ведь и про атеистов пошутить, они, правда, обидятся, но, может быть, можно как-то по-доброму? Почему у нас постные лица даже на Масленицу? Вы знаете хоть одного православного комика?

Лично мне знакомо столько веселых (даже не в меру) православных людей, что впору задавать вопрос: Отчего это вы все такие веселые? Православный комик без трудовой книжки это аналог скомороха, то есть юродивый. А их у нас больше, нежели в иных христианских культурах. Один тот факт, что Охлобыстин стал попом, а потом опять в телевизор влез, может вызвать всю гамму чувств от слез до смеховых колик. Это запоздавший вопрос. Мы (церковная среда) способны стилистически меняться, временами — до неузнаваемости.

4. Как мы, Церковь, ухитряемся запрещать презервативы и не запрещать мотоциклетные шлемы? Ведь и то и другое — попытка вмешаться в Божий промысел. Почему мы, Церковь, против абортов, но не против смертной казни? Почему вообще мы, Церковь, так много вмешиваемся в половую жизнь нецерковных людей и совсем не призываем милости к ним?

Никогда мы не запрещали презервативы. Не надо нас с католиками путать. Мы вообще не научены громко о половой жизни говорить. Это наш родовой плюс, он же и — минус. А поскольку содержание презерватива и содержание мотоциклетного шлема до вопиющей очевидности различно, то позвольте усомниться в православности автора, задекларированной в преамбуле. Уж слишком вопрос странен.

5. Почему наши священники врут во время богослужений? На отпевании говорят: «Сие есть чадо мое по духу» про покойника, которого видят впервые в жизни. Или говорят: «Изыдите, оглашенные», а после этих слов оглашенные остаются стоять в храме, и священники продолжают служить как ни в чем не бывало.

Оглашенные у нас никуда не уходят, поскольку их нет. Оглашенные это не просто те, кто не крещен. Это целый чин людей, которых готовят к Крещению молитвой и изучением Писаний. Вот появятся оглашенные, тогда и выходить будут на соответствующих словах.

Что же до усопших, то гораздо большей ложью могут являться слова «Со святыми упокой», пропетые над человеком совершенно чуждым стремления к святости. Тема эта болюча. Поскольку проникает вместе с болью о человеке в глубину сознания. О ней стоит пространно говорить и не сразу вслед за сентенциями о мотоциклетных шлемах (См. предыдущий «вопрос»)

6. Почему у наших православных священников не считается зазорным прямой антисемитизм, притом что Христос и апостолы были евреями?

Антисемитизм отвратителен во всех, не взирая на сан или его отсутствие. Бытовой расизм и недоношенный антисемитизм распространены по всему лицу земному. Несправедливо обвинять «наших православных священников» в чем-то, делая вид, что они все в этом виновны. Обычный, то есть не преображенный и святости не достигший человек, иначе как в координатах «свой — чужой» на мир смотреть не умеет. «Своих» он хвалит, «Чужих» ругает и побаивается. Евреи умудрились быть подчеркнуто чужими для всех (это и Сам Бог им велел, о чем подробно надо бы книгу писать). Поэтому вызвать к себе настороженность, подозрение, ненависть и проч. Евреям легче, чем любому другому народу. Не цепляйте походя оголенные нервы. Некорректно задавать пачки вопросов, ответы на которые способны превратиться в книгу. Но ознакомьтесь с проповедями лучших иерархов нашей Церкви, реагировавших на предреволюционные погромы. Вы услышите слова сострадания и любви к этому уникальному народу, а еще — негодование против черной дикости некоторых своих пасомых.

7. Почему мы, Церковь, выставляем своими представителями самых агрессивных своих членов? На праздновании столетия канонизации святого Серафима Саровского я был в качестве журналиста. В закрытый город Саров пускали по поименным спискам. Паломников пустили согласно спискам, представленным Церковью, то есть нами. Паломники эти были православные хоругвеносцы, мрачные люди в черном, настаивающие на канонизации графа Дракулы. Почему не ангелоподобные монашки из Сергиево-Посадской иконописной школы? Почему не студенты Свято-Тихоновского университета? Почему «черная сотня»? Почему вообще у людей, которые наиболее рьяно защищают православие, так часто бывают нечищеные зубы и ботинки? Может, намекнуть им как-то?

Зубы и ботинки действительно нужно чистить. Правда, у Серафима Саровского не было ни зубной пасты, ни гуталина. Так что и здесь ответы не так просты, как кажется с первого взгляда. Народу, как и человеку, нужно учиться, облагораживаться, закаляться и освящаться. Никто из нас не хорош по факту рождения. По факту рождения без воспитания мы не более чем дикари. Если в вопросе звучит боль за свою землю, и людей ее, то давайте пахать эту великую ниву. Тревога принимается. Издевки — нет.

8. Почему для нас, верующих, ключевым действием в Церкви является покаяние, а сама Церковь не кается ни в чем и никогда?

Покаяние есть труд сокровенный и личный. Коллективные покаяния за пределами ветхозаветной истории вряд ли возможны. К тому же покаяние не есть событие одноактное, но длящееся, творческое и многолетнее. На сущностной глубине своей Церковь как раз состоит из людей, совершающих подобный, мало кому понятный, труд. Так она и сама кается, в лице своих настоящих сынов и дочерей. Те же публичные извинения, которые приносились, скажем, Папами Римскими, вряд ли являются покаянием, и более достойны признания исторических ошибок. Но это и у нас есть.

9. Почему от имени нас, Церкви, говорят всегда два-три человека довольно реакционных взглядов? Почему говорят администраторы? Ведь есть же богословы, женщины-богословы в том числе. Почему Церковь не благословляет их говорить публично, а только на богословских семинарах?

Это неверно. Говорить в церкви стали с недавнего времени все, в том числе и образованные женщины. Они не говорят от лица общин так, как от лица Министерства здравоохранения говорит замминистра, но они свидетельствуют веру и опыт. Мы вступили в творческую и чудную эпоху открытых возможностей для честного разговора и свидетельства. Но и официальные спикеры необходимы. В жизни все нужно. Кому-то надо стихи читать, кому-то — объявления о прибытии поездов. Вы же не против сухо изложенной информации, правда? Будем внимательно слушать и старца, и послушника, и архиерея, и свечницу. Здесь — любовь, и здесь — правда.

10. Почему нами, Церковью, был запрещен ко служению отец Сергий Таратохин, поддержавший Ходорковского в тюрьме? Почему нельзя священнику иметь взгляды и поступать по совести?

Ничего об этом не знаю. Все-таки не в России живу.

11. Почему в большинстве наших церковных лавок не купишь книг отца Александра Меня, да даже и дьякона Андрея Кураева не купишь? Что это за ползучее запрещение интеллигентных и образованных православных писателей?

Где вы живете? Почему я могу купить книги и Меня и Кураева? Я вообще могу сегодня все, что нужно, купить, лишь бы деньги были. Разве не у всех так?

Однако тон вопросов неуклонно снижается, что позволяет делать некоторые выводы. У нас не получается разговор о Церкви. Вернее, не получается качественный разговор. Как в английских присказках, кошка при дворе видит «мышку на ковре», а больше ничего заметить не умеет (зане она — всего лишь кошка) Но, очевидно, что у общества накопились и вопросы, и претензии к Церкви. Чувствуется, что многое не вмещается в слова и остается невысказанным. Работы, как видно, впереди много.

12. Почему самый посещаемый наш церковный праздник — Крещение? Единственный день, когда в храме дают что-то материальное — воду?

Материальные предметы в храмах раздают постоянно: просфорки и антидор, фрукты в Преображение и зелья — на Маковеев. Но все же самый посещаемый день и праздник это — Праздников праздник и Торжество из Торжеств. То есть Пасха. Тогда тоже не обходится без материальных предметов (куличи, яйца, сыр и т. д.), но это, при всех сложностях, есть полное соответствие Евангельской новизне. Воскресение Христово — главный факт истории мира и оно же — повод для самых многочисленных и радостных собраний верующих в храмы. (Матчасть учить надо)

13. Почему наши православные богослужения показывают по всем телеканалам, а богослужения иудеев, мусульман и буддистов не показывают никогда?

Лично видел трансляцию праздничной службы из соборной мечети по Первому каналу. Не передергивайте.

14. Как можно про выходку пятерых девчонок в храме говорить «гонения на Церковь»? Или кто-то не бывал на Бутовском полигоне, где расстреляли тысячу священников?

На эту тему сказано уже столько, что пора покрыть молчанием позорную выходку упомянутых особ, как покрыли наготу Ноя одеждой Сим и Иафет. Хватит об этом. А вот о Бутове говорите. Говорите вы, и говорите громко, со знанием дела, с содроганием от прикосновения к кошмару. Эти слова ожидаются от светской журналистики.

15. Почему мы так часто апеллируем к государству с просьбами о насилии? Разве мы хотим быть похожи на евангельскую толпу, которая апеллировала со словами: «Распни Его, распни!» к Понтию Пилату?

Государство действует от лица народа, поэтому взывать к нему хоть изредка, но надо. Нужно взывать не о крови и расправах, но об уважении к чувствам большинства граждан этого государства. Сравнение власти с Пилатом должно быть для власти обидно, поскольку Пилат — наместник, а не самостоятельный правитель. Но мы вправе поступать, как апостол Павел, который сказал: «Хочу суда кесарева», и его под охраной повезли к кесарю. Крови просить не надо. Надо требовать от власти ответственности и адекватности. В истории у русского народа это не всегда получалось. Этому учиться надо. Думаю, мы будем учиться.

Вообще, ничего революционного, страшного, эффектом напоминающее философические письма Чаадаева, автор не сказал и не спросил. Все в духе: писатель пописывает — читатель почитывает. Бурчун, то есть, бурчит, а ворчун — ворчит. Выражаю искреннее желание видеть более серьезные материалы, касающиеся нашей общей Матери — Церкви. Прошу прощения, ежели кого обидел, и напоминаю: матчасть учить надо.